Юбилейное
Был таз как таз. Простой, обычный. Неоцинкованный к тому ж. Его, как обджект необычный, Припер из-за границы муж. Его судьба - другим наука: (не мужа - таза!) В нем старуха Месила, может, колобка. А может, девичья рука стирала тонкое белье. Летели дни, и воронье свои какашки в старый таз Метало. Грустен мой рассказ!
Пришли иные времена, Полились воды из кранА, Машинизирован процесс Стиранья. Тазик пооблез, Стал серым, старым и седым, И господа расстались с ним. Сначала отвезли на дачу. Несчастный тазик, горько плача, Хранил навоз, всем ноги мыл, Хозяин к даче поостыл И снес его на барахолку. На нижнюю там бросил полку, Где таз пылился года три, пока... начало посмотри.
Он, тазик, был необразован. Английской речи не поняв, Решил вначале, будто граф Купил его своей корове. (Дословно если передать - Фигура речи, так сказать)
Все изменилось! Бизнес-класс! - Ах, это что? Как? Старый таз? Он, может, антиквариат? - О, да! Музейный экспонат! Он стоил мне хороших денег, К нему купить, пожалуй, веник, Ну тот, что куст у них для бани... Вы, что, в России не бывали? Везу в подарок для жены! - Как Вы любить ее должны! Такие ценные подарки! А что, там нет клейма иль марки? - Да вот, извольте: на славянском, Однако шрифт не разобрать. Привык жену я одарять По-щедрому. А не по-дрянски!
Мутило тазик с непривычки, Он вспоминал свой старый двор, Давно некрашенный забор, Как по весне там пели птички! И небо цвета васильков, И васильки повдоль ограды, И нежный звон колоколов, И тазик был уже не радый. »Куда-куда вы удалились Златые дни моей весны?» Хотел запеть он, но увы! Уж поздно было – приземлились.
Поездки от аэродрома До новой базы, то бишь, дома, Не помнил таз. Его впихнули В багажник. Сверху чемодан Расселся как заправский пан, Еще картину завернули, Кульки, коробки и пакеты, Глядь – у окна и места нету.
Трясясь в забитом полумраке Он полуплакал, полуспал, И в полустрахе рассуждал: Что ждет его? А вдруг собаки Кормиться станут в три горла? А если в клетке у орла Его, несчастного, запрут? Да соблюдают ли кашрут? И кто, скажите, та корова, Которой так, за «Будь здорова!» Его, столетнего, вручат? И ведь не спросишь. Промолчат.
Приехали. Открылись двери. Тут набежали дети, звери, Соседей шумный хоровод, Таз ничего не разберет. »Цыгане шумною толпой»,- Подумал тазик: «Боже мой!» Но бог корыт,ушат и баней Был занят, тазика воззваний Он не услышал, тазик сник И, как взаправдашний старик, Пустил сквозь дырочку слезу, Что было дальше – не дерзу, Ой, не дерзну поведать дамам, Приличной быть учила мама.
Так он сидел в своей норе. В багажнике. А на дворе Носились дети и коты. Вдруг голос дивной красоты Раздался рядом. Он взглянул И окончательно свихнул Свой правый борт. «Она – богиня!» Сказал бы тазик, рот разиня, Когда бы он его имел, Но таз и пикнуть не посмел.
Какими нежными руками Она взяла его за... край. Обдав французскими духами, Прощебетала: «Дарлинг, вай? Какая милая вещица. Но как ты мог не ошибиться И привезти в подарок то, Что мне дороже, чем манто Из самых редких соболей? Не компрене я, хоть убей!»
Она несла его, как чашу, Сосуд Грааля, хрупкий дар. Ее окликнули: «Наташа, Да брось же таз, ставь самовар!» Она сказала: «Искупаю Сначала гостя. После – чаю. И он попал не в баню – в рай, Шампуней было – выбирай! Кремов, притирок и кондишен, Таз обалдел, лежал недвижим, Пока оттерла все бока Все та же нежная рука.
Себя от радости не помня, Таз засиял. И даже ровней На миг почувствовал себя Огромной ванне. В ней, любя, Его опять ополоснули, В халат махровый завернули, И отнесли в тенистый сад, Чтоб он просох. И таз был рад!
В саду их ждал накрытый стол. И оживленный разговор Скакал меж разных языков. И тазик смог немного слов Беседы этой распознать, Чтобы хоть смысл какой связать.
Какой-то гость спросил Богиню: »А что, сегодня в магазине Возможно ль приобресть такое?» Она ответила: «Не скрою, Свое невежество в вопросе. Давайте мы у мужа спросим» Спросили. Муж поведал стори, Сменилась тема в разговоре, Богиня молвила: «Салат, Крошили, помню, мы тазами» »Ах, это был мой младший брат!» Подумал тазик со слезами.
Смеркалось. Гости разошлись. Стол убран. Чашки перемыты. »Ну что, Наташа, разберись, Куда девать твое корыто? Что делать с ним? Куда поставить? Как – в мастерской твоей оставить? Что делать с тазом в мастерской? Да ты в серьезе ли, друг мой?»
Ему опять сменили место. На пъедестале, как невеста, Как член почетный Лиги Наций Стоял он, силясь разобраться, Какой ему назначат труд? А вдруг опять в чулан запрут? Или приставят к швабре злобной? Он не испытывал особой Любви к мытью полов и ног. Он в прошлой жизни изнемог.
Но нет! Судьба его хранила От щеток, порошков и мыла. Она сказала: «Лоскуты хранить Теперь в тазу я стану.» И таз поклялся ей служить Всю жизнь, всей правдой, без обмана. Он рад, он ярок, лоскуты Меняются, а он все прежний, Порой ленивые коты Заискивают с ним, в надежде, Что он позволит им вздремнуть На мягком ложе. Как-нибудь Мы навестим дом молодца, И поболтаем по-старинке, А кто доплелся до конца, Тот может взять по мандаринке.
|